Сточное время - Страница 41

Устыдившись собственного признания, Стасик замолчал и насупился.

— А мама твоя где?

— На дежурстве.

— Ничего, ничего, маленький, — сказала Аня. — Все будет хорошо, вот увидишь.

Она округлила пухлые губки и легонько подула ему в лицо. И Артему вдруг показалось, что горячий суховей на секунду сменился прохладным бризом и во двор каким-то чудом залетели брызги прибоя. Ребенок перестал плакать и взглянул на Аню с недоверчивым удивлением. Артем, в свою очередь, посмотрел на ее сестру. Та пожала плечами и заявила:

— Ну а что? Тебе нарзан в бутылке, ему — морской ветерок. Жалко, что ли?

Артем сделал вид, что его устроило объяснение, и они, попрощавшись со Стасиком, пошли дальше. До райкома было минут двадцать пешком. Чем ближе к центру, тем больше было людей на улицах. Причем у Артема создалось впечатление, что многие выползали из дома, повинуясь какому-то внезапному импульсу и не особенно представляя, что следует делать дальше. Толпились у подъездов, размахивая руками, доказывали друг другу что-то на пальцах и посылали оппонентов по матери. Какая-то женщина в домашнем халате сидела на лавке с выражением крайнего обалдения, и ее отпаивали водой.

Срезая путь, они шагали через дворы, пока в паре сотен метров от главной площади не наткнулись в закоулке на знакомую ярко-красную «Истру». «Странно, — подумал Артем, — чего это он здесь встал? У райкома места полно…» И в ту же секунду над кварталом разнесся многоголосый рев. Они переглянулись и прибавили шагу.

Площадь перед райкомом была забита народом.

Последний всплеск эмоций, очевидно, был вызван тем, что из двух автобусов, только что подруливших к зданию, сыпались вооруженные люди в форме внутренних войск. Они оттесняли толпу от входа и строились в две шеренги. Раздался чей-то истошный визг. Когда у крыльца установилось шаткое равновесие, на третьем этаже распахнулось одно из окон, и в проеме показался испуганный мужик с микрофоном. «Концерт по заявкам», — сказал кто-то в задних рядах, и стоящие по соседству заржали.

— Товарищи! — проквакал мужик. — Я второй секретарь райкома Семенов…

— А первый где? — перебил кто-то из толпы.

Оратор в окне смутился.

— Товарищ Харченко, к сожалению, не смог приехать…

В толпе издевательски засмеялись. Второй секретарь растерянно оглянулся и попытался отойти от окна, но через секунду вернулся — причем показалось, что кто-то отвесил ему пинка или, по крайней мере, подтолкнул в спину.

— Граждане! — Партиец снова поднес к губам микрофон. — Убедительно просим вас разойтись и не нагнетать обстановку…

— Не нагнетать? Ты что, охренел, Семенов? — заорали снизу. — Люди из города пропадают, а вы сидите на дачах и водку жрете!

— Товарищи, принимаются все необходимые меры! — залопотал Семенов. — Расследование взято под особый контроль министром внутренних дел. Генеральному секретарю, товарищу Романову, регулярно докладывают о результатах…

— А что людям есть нечего, ему не докладывают?! — завизжала какая-то женщина из передних рядов. — У меня дети третий месяц на одной картошке сидят!

Толпа с новой силой взревела и колыхнулась. «Второй Новочеркасск, — панически подумал Артем. — Эти придурки в райкоме его получат». И, словно прочитав эту мысль, стоящий в нескольких метрах парень завопил во всю глотку:

— Романова на мясо!

Людская масса сдвинулась, и один из бойцов выпустил в воздух автоматную очередь. Повисла гулкая тишина. Артем увидел все как будто в стоп-кадре — растерянные лица людей, напряженные позы солдат у входной двери, черные стволы автоматов, солнечные блики на стеклах и размытое облачко в скучном белесом небе.

А потом какая-то тень на секунду закрыла солнце, и на крышу райкома, расправив крылья, опустился черный лохматый пес. Он обвел горящими глазами толпу и, опершись лапами на карниз, издал протяжный, вынимающий душу вой. Затем он медленно повернулся и, ухватив зубами флагшток, выдернул его с мясом. Пес разжал челюсти, и красное полотнище с древком упало на ступеньки крыльца. Зверь зарычал и неуловимым движением соскользнул с крыши на уровень третьего этажа, где в окне до сих пор торчал мужик с микрофоном. Черная туша погребла секретаря под собой, и из комнаты раздался безумный вопль, сопровождаемый отчетливым хрустом.

И пока бойцы в оцеплении, задрав головы, зачарованно смотрели на этот акробатический номер, кто-то в первых рядах толпы заорал: «Мочи гадов!» Этот крик стал как будто последним граммом, которого не хватало до критической массы, а дальше, как и положено, пошла цепная реакция. За какой-то миг митингующие преодолели несколько метров, которые отделяли их от солдат, и на крыльце началось побоище. Один из бойцов успел надавить на спуск, и пули, едва вылетев из ствола, впивались в живую плоть, но разум людей уже затмила слепая ярость, задние ряды напирали, и через тех, кто упал с металлическим комочком в груди, лезли новые участники штурма. Кто-то поскользнулся в крови и был мгновенно затоптан, у самых дверей на секунду возник затор, как будто страшная мясорубка не сразу провернула человеческий фарш. Но потом дубовые створки хрустнули, словно вместо одушевленной белковой массы по ним ударил стальной таран. Людской поток хлынул в дверной проем, и скифское безумие, о котором говорил летописец, затопило трехэтажный дворец.

Когда из углового окна вырвались оранжевые языки пламени, Артем отвернулся и сделал глубокий вдох, борясь с подступающей тошнотой. И в этот момент он заметил Феликса, который стоял в полусотне метров от них, держа под мышкой какой-то плоский компактный ящик, и тоже смотрел на свое — теперь уже, видимо, бывшее — место работы. Потом Дубов развернулся и исчез в переулке.